Учитель в Тутового Двора, Мэн Цзыфань и Цзы Циньчжан подружились. Они сказали
друг другу:
- Кто способен дружить без [мысли] о дружбе? Кто способен действовать совместно,
без [мысли] действовать совместно? Кто способен подняться на небо, странствовать
среди туманов, кружиться в беспредельном, забыв обо [всем] живом, [как бы] не
имея конца?
[Тут] все трое посмотрели друг на друга и рассмеялись. [Ни у кого из них] в
сердце не возникло возражений, и [они] стали друзьями.
Но вот Учитель с Тутового Двора умер. Еще до погребения Конфуций услышал об этом
и послал Цзыгуна им помочь. [Цзыгун услышал, как] кто-то складывал песню, кто-то
подыгрывал на цине, и вместе запели:
Ах! Придешь ли, Учитель с Тутового Двора. Ах! Придешь ли, учитель! Ты уже
вернулся к своему истинному, А мы все еще люди!
Поспешно войдя, Цзыгун сказал:
- Дозвольте спросить, по обряду ли [вы] так поете над усопшим?
- Что может такой понимать в обряде?
- заметили [оба], переглянулись и усмехнулись.
Цзыгун вернулся, доложил Конфуцию и спросил:
- Что там за люди? Приготовлений [к похоронам] не совершали, отчужденные от
формы, пели над усопшим и не изменились в лице. [Я] даже не знаю, как их
назвать! Что там за люди?
- Они странствуют за пределами человеческого, - ответил Конфуций, - а [я] Цю,
странствую в человеческом. Бесконечному и конечному друг с другом не сблизиться,
и [я], Цю, поступил неразумно, послав с тобой [свое] соболезнование. К тому же
они обращаются с тем, что творит вещи, как с себе подобным, и странствуют в
едином эфире неба и земли. Для них жизнь
- [какой-то] придаток, зоб; смерть
- прорвавшийся чирей, освобождение от нароста. Разве такие люди могут понять,
что такое смерть и что такое жизнь, что сначала, а что в конце? [Они] допускают,
что тело состоит из различных вещей. Забывая о собственных глазах и ушах, о
печени и желчи, [они твердят] все снова и снова о конце и начале, не зная
границ. [Они] бессознательно блуждают за пределами пыли и праха, [странствуют] в
беспредельном, в области недеяния. Разве станут они себя затруднять исполнением
людских обрядов? Представать перед толпой зрителей, [говорить] для ушей [толпы
слушателей]? -Почему же тогда [вы], учитель, следуете обрядам?
- спросил Цзыгун.
- На [мне], Цю, кара Небес! И все же я разделяю ее с тобою, - ответил Конфуций.
- Осмелюсь ли спросить про их учение?
- Рыба создана для воды, а человек
- для пути, - ответил Конфуций.
- Тот, кто создан для воды, кормится, плавая в пруду. Тот, кто создан для пути,
утверждает [свою] жизнь в недеянии. Поэтому и говорят: "Рыбы забывают друг о
друге в [просторах] рек и озер, люди забывают друг о друге в учении о пути".
- Осмелюсь ли узнать, [что за человек] тот, кто чуждается людей?
- спросил Цзыгун.
- Тот, кто чуждается людей, равен природе, - ответил Конфуций.
Поэтому и говорится: "Человек ничтожный для природы- благородный муж [царь]
для людей; благородный муж для людей- человек ничтожный для природы".